Заклятие предков - Страница 54

Похоже, мысли ведуна достаточно ясно пропечатались на его лице: рабыня медленно опустилась на колени, подползла ближе, обняла его за ноги:

— Не убивай меня, мой господин… Я буду послушной… Я буду ласковой…

— Отойди, — дернул ногами, освобождаясь, Олег. — Звать тебя как?

— Заряной зовут, — только крепче вцепилась невольница. — Ряной.

— Откуда ты?

— Из Гороховца, суздальского, на Клязьме.

— Встань! Дорогу к нему знаешь?

— Помню, — всхлипнула девка. — Помню, как гнали…

— Встань, мешаешься! — повысил голос ведун, и Заряна наконец-то разомкнула руки.

Олег вздохнул, подошел к Мимиру, который растаскивал ковры по шатру так, чтобы они лежали более или менее равномерно, закрывая настеленную понизу кошму.

— Слышь, старик, дело есть, — негромко окликнул невольника Середин. — Ты тут вроде как при хозяйстве, да?

— Есть немного, — выпрямился тот.

— Прибарахлиться мне нужно, — еще тише сказал Олег. — Девку эту одеть для дороги. На ноги там чего-нибудь, на плечи. Ну, чтобы не замерзла в пути. Себе халат хочу ханский. Какой попроще. Ну, и седло с уздечкой нужны. Ее ведь сажать куда-то нужно.

Старик покосился на навострившую уши Заряну, пожал плечами:

— Полгривны давай — все найду.

— Да ты чего, старый, одурел? — поразился Олег. — Да за такие деньги можно коня со всей упряжью и рабыней одетой купить!

— Дык, покупай. — Мимир наклонился, деловито дернул за углы ковер, на котором стоял ведун. — Город рядом, лавок много.

— Некогда мне, старик. Тороплюсь. Сейчас коней приведут.

— А коли спешишь, — невозмутимо ответил раб, — полгривны отсыпай. Меньше не возьму.

— Вот… Электрическая сила!

Насчет коня в полном снаряжении и рабыней Олег, конечно, загнул — но коня и упряжь было можно купить совершенно точно. С другой стороны — поход в город по разным лавкам времени займет целый день. Да еще за вход заплати, за рабыню, за коней…

— Я тебе дам золотой, персидский, — предложил ведун.

— Три, — потребовал раб.

— Три золотых — это уже больше полугривны серебром, — возмутился Олег. — Ты поумерь аппетиты-то!

— А два золотых — меньше, — возразил Мимир.

— От скидку и сделай! — потребовал ведун. — А то сейчас у хана даром попрошу, так вообще ничего не получишь.

— Ускакал ужо хан-то, — гнусно захихикал невольник.

— А за тебя он сколько попросит? — не выдержал Середин и положил руку на рукоять сабли.

— Меньше, чем я прошу, — ничуть не испугался Мимир. — Да токмо за это золото ты, окромя гнева, ничего не получишь. А я добрый припас дам. Готовь монеты-то, путник.

— Две.

— Ох, и жаден ныне народ, — покачал головой раб. — Ладно, давай две.

Он отпустил ковер и поковылял к выходу, прихрамывая на обе ноги. У самого полога повернулся:

— Коней твоих обоих я оседлать велю. А добро, что ты запросил, в сумы переметные заховаю. Ни к чему здеся видеть, с чем из гостей уезжаешь. И бунчук повыше держи, дабы вогулы попрошайничать не совались.

— Хорошо, сейчас подойду… — Олег вернулся к столу, на котором еще оставались орехи, изюм, халва, взял по горсти всего, по очереди запихивая в рот, и, слегка подкрепившись перед дорогой, кивнул невольнице: — Ну, что стоишь? Поехали…

Хваленым ханским бунчуком оказался трехметровый шест с граненым наконечником на макушке и четырьмя хвостами, болтающимися на полуметровой медной цепочке: волчий, два лисьих и бурый куний, куда более пышный, нежели у рыжей любительницы деревенских кур. Что могло все это означать, как степняки способны отличить, что это символ именно хана Ильтишу, а не отбросы из охотничьей заимки, — ведун не понял. Хвосты и хвосты. На сто метров отъедешь — так и выглядят все одинаково. Однако раб, получив из рук гостя два золотых диска с изображением оскаленной кошачьей головы с вытянутым тонким языком, шепнул вставить бунчук в петлю у седла, опереть на стремя и придерживать рукой, пока город не останется позади — и Олег предпочел последовать этому совету.

К тому времени, когда солнце еще только подобралось к зениту, он уже выехал на лед реки, свысока поглядывая на кланяющихся бунчуку невольников и простых вогулов. Заряна следовала сзади так близко, что горячее дыхание чалого слышалось почти у самого плеча.

Ниже города река значительно раздалась — Олег увидел сразу три притока, вливающихся с левой стороны. Однако спустя всего метров триста русло снова сузилось, плавно повернуло вправо. По сторонам поднялись темные сосновые боры с покрытым белыми почками ивовым подлеском, до слуха донеслось пощелкивание клестов: «Кле-кле, кле-кле». Еще один поворот реки, и город окончательно скрылся за деревьями. Путники остались одни. Правда, снег был по-прежнему изрыт санными полозьями, истоптан копытами и ногами, так что опускать бунчук и привязывать его за спину, к вьюкам и сумкам, ведун не торопился. Селений вогульских впереди встретится еще изрядно. Мало ли что…

— Холодно-то как, мой господин, — негромко, но внятно пробормотала сзади девица.

Олег оглянулся. Торопясь покинуть ханский шатер, невольница не стала ни ноги обматывать, ни шкуру свою искать. Так и чесанула — босая и простоволосая… Дура. Ноги у нее уже посинели, нос и уши стали темно-красными, зубы мелко постукивали.

— Ты чего, первый раз на улицу вышла, что ли? — Олег сплюнул, придержал гнедую, спешился. Подошел к рабыне, сунул ей свои рукавицы: — На, лицо и уши разотри. Ты хоть понимаешь, что, пока мы в барахле, Мимиром собранном, разберемся, полчаса пройдет?