— Гордей Суздальский, — обреченно вздохнул воевода Лесавич. — Княжеская дружина.
Закончив объезд, князь остановился возле помоста, спешился, вытянул из-за пояса плеть и, похлопывая ею по ладони, остановился перед боярыней.
— Здоровья тебе на долгие годы, князь Гордей, — слегка поклонилась боярыня. — Какими судьбами в здешнем захолустье, княже?
— И тебе здоровья, Верея, — окинул он женщину взглядом. — Порубежники мои весть прислали, что половцы, числом изрядным, на земли мои с Мурома вторглись и по Ушне вглубь идут. Поднял я дружину отпор им давать, однако же вижу, вы тут без меня сладились.
— Нет больше половцев, княже, опоздал, — развела руками боярыня.
— А ведомо ли тебе, Верея, что сие за твари такие? — ткнул князь сперва в сторону керноса с перерубленной шеей, валявшегося у деревьев за помостом, потом в пару монголов на льду. Нежить, частью все-таки побитая степняками в ночной схватке, частью истребленная наводящими порядок ратниками, валялась вокруг десятками. — Я тебе сам поведаю. Порождения сии бродят по землям моим где ни попадя. Скот портят, людей пугают, избы ломают. Смерды бежать начали из княжества, ако от чумы. И от того разор сплошной во всех сторонах и весях.
— Знаю я про то, княже, — кивнула боярыня. — И окрест моих деревень они появляются…
— А не ты ли, Верея, — наклонился вперед князь, — не ты ли уж в седьмую усадьбу о прошлой неделе с ратниками своими заявлялась, нежить сию разгоняла да серебро с хозяев за избавление брала? Да склоняла бояр тебе на верность присягнуть и дань платить, дабы впредь от напасти сохраниться? Не ты ли боярина Горбаткова заставила от Суздаля отринуться и тебе на мече в вечной верности поклясться?
— Право боярина на отъезд в Русской Правде извечно закреплено, княже, — гордо вскинула подбородок Верея. — Посмеешь карать за это — тебя собственная дружина на рогатины подымет.
— С огнем играешь, Верея. Ну да ладно, за отъезд карать нам предками навечно заказано. И новому их хозяину мстить тоже не велено. А как Правда Русская велит с колдунами черными поступать, кои Русь Великую порушить пытаются? Скажешь, за покарание отступников меня тоже бояре на копья возьмут? А ну, скажи, что у тебя здесь случилось?
— Половцы с нежитью столкнулись. Погибли почти все. А потом подошли мои сотни, мы добили уцелевших, сами потеряли…
— Лжешь, ведьма!! — зловеще взревел князь Гордей. — Лжешь! Совсем за несмышленыша меня держишь?! Вон, смотри, какие раны у твоих людей, что на помосте лежат. Не очищены, не перевязаны. А почему? Да потому, что времени их спасти не имелось. Начиналась ими сеча, а не завершалась! Последних посеченных завсегда спасти удается, а твои померзли! Стало быть, начинала сечу ты. Да не ожидала, что на каженную твою сотню у половцев пять окажется. И ты тогда нежить Чернобогову вызвала, коей с прошлого лета людей губишь. И дралась нечисть сия со степняками на твоей стороне. Ты их хозяйка, Верея! Вемигор, в железа ведьму!
— Нет! — почти хором вскрикнули Лесавич, ведун и сама боярыня.
— Неправда это, князь, у полона спроси! — продолжила дальше одна Верея. — Ворогов изрядно мы в полон захватили. У них спроси — с нами нежить шла али нет.
— Полоняне? — Такое известие князя, похоже, несколько обескуражило. Наверное, он не ожидал, что «черная кодунья» оставит живых свидетелей.
— Лесавич, — кивнула боярыня.
Воевода убежал, но быстро вернулся, волоча за ворот халата сразу двух перепуганных половцев. Кинул их перед князем на снег:
— А ну, отвечайте, откуда нежить эта взялась?
— Ночью… Ночью пришли, — наперебой затараторили полоняне. — Давить, топтать начали.
— А с ратниками когда дрались, с людьми?
— Днем сеча случилась. Засветло русов в лес загнали, в полон сдаваться звали. Но те не хотели. А ночью земляные люди пришли, всех убивали.
— Убедился, княже? — вызывающе поинтересовалась женщина. — Не дралась нежить на моей стороне. Сама пришла, когда меня уже и не было.
— Лжешь, Верея… — покачал головой князь. — Чую, опять лжешь… Ох, как бы мне хотелось накинуть на твою стройную шейку тоненький ремешок и…
Князь вполне красноречиво рванул плеть.
— Но законы людские и божеские нарушать не стану. По Правде дело вести стану, по Правде. Против Русской Правды у тебя колдовства не хватит. Вемигор, забери у нее весь полон. Мы каждого в допросной избе разговорим. Откуда шли, где столкнулись, с кем дрались. Откуда нежить пришла, куда опосля сгинула.
— Это мой полон!
— А я тебе виру выплачу, — почти к самому лицу боярыни наклонился князь, пригладил бороду. — Всю виру выплачу, по Правде. А опосля узнаю, как тут все крутилось, до последней минуточки.
— Это не я навожу нежить на твои земли, князь, — неожиданно призналась Верея, отвернув в сторону лицо. — Не я. Это боярин Руслан, из Гороховца.
— Боярин Руслан? — отступил в растерянности князь, оглянулся за поддержкой на своих спутников.
— Этот может, Гордей, — низким басом сказал один из них. — Гороховецкие ваш род издавна недолюбливают. Мобыть, правду речет боярыня.
— А тебе откуда ведомо? — с подозрением прищурился на женщину суздальский князь.
— При мне было, летом… — Верея тяжело вздохнула. — Ну, были у нас с Русланом мысли общие летом… Как бы это… Значит… Ну, жила я у него в детинце месяц без малого.
Дружинники понимающе захмыкали, стали приглаживать усы и ехидно переглядываться.
— Да, жила! — вызывающе вскинула подбородок боярыня. — Кто знает, глядишь, и сложилось бы! Да токмо заявился в Гороховец колдун заморский, из дальних-дальних земель. Там, сказывали, богов наших не чтят, огню поклоняются, что сам из земли выходит, мертвым не тризну устраивают и не земле предают, а на башнях высоких хоронят. Снега там отродясь не видали, звери живут невиданные…